Неточные совпадения
«Вишь, тоже добрый! сжалился», —
Заметил Пров, а Влас ему:
— Не зол… да есть пословица:
Хвали траву в стогу,
А
барина — в гробу!
Все лучше, кабы Бог его
Прибрал… Уж нет Агапушки…
— Где нынче нанять? Господишки, какие были, размотали свою. Купцы всю к рукам
прибрали. У них не укупишь, — сами работают. У нас француз владеет, у прежнего
барина купил. Не сдает — да и шабаш.
— Во владение Кирилу Петровичу!
Господь упаси и избави: у него часом и своим плохо приходится, а достанутся чужие, так он с них не только шкурку, да и мясо-то отдерет. Нет, дай бог долго здравствовать Андрею Гавриловичу, а коли уж бог его
приберет, так не надо нам никого, кроме тебя, наш кормилец. Не выдавай ты нас, а мы уж за тебя станем. — При сих словах Антон размахнул кнутом, тряхнул вожжами, и лошади его побежали крупной рысью.
— Ох,
барин, слышали так и мы. На днях покровский пономарь сказал на крестинах у нашего старосты: полно вам гулять; вот ужо
приберет вас к рукам Кирила Петрович. Микита кузнец и сказал ему: и полно, Савельич, не печаль кума, не мути гостей. Кирила Петрович сам по себе, а Андрей Гаврилович сам по себе, а все мы божьи да государевы; да ведь на чужой рот пуговицы не нашьешь.
Отцы и матери говорят, что детей нечем кормить, что они на Сахалине ничему хорошему не научатся, и «самое лучшее, если бы
господь милосердный
прибрал их поскорее».
— А Наташка? — виновато отвечала Дарья. — Может, к осени
Господь меня
приберет, а Наташка к этому времени как раз заневестится…
Она и самовары подавала, и в погреб бегала, и комнаты
прибирала, и
господам услуживала.
Ванька вынул, что ему было сказано, а потом, проводив
барина и нисколько не
прибрав разбросанных из чемодана вещей, сейчас же отправился на свою осоку, улегся на ней и мгновенно захрапел.
— Справедливое слово, Михайло Поликарпыч, — дворовые — дармоеды! — продолжал он и там бунчать, выправляя свой нос и рот из-под подушки с явною целью, чтобы ему ловчее было храпеть, что и принялся он делать сейчас же и с замечательной силой. Ванька между тем, потихоньку и, видимо, опасаясь разбудить Макара Григорьева,
прибрал все платье
барина в чемодан, аккуратно постлал ему постель на диване и сам сел дожидаться его; когда же Павел возвратился, Ванька не утерпел и излил на него отчасти гнев свой.
Грешен
Господу Богу, часто думаю себе: хоть бы
прибрал которых Бог поскорее: и мне бы легче было, да и им-то лучше, чем здесь горе мыкать…
— Но неравно вам прилучится проезжать опять чрез нашу Белокаменную, то порадуйте старика, взъезжайте прямо ко мне, и если я буду еще жив… Да нет! коли не станет моей Мавры Андреевны, так
господь бог милостив… услышит мои молитвы и
приберет меня горемычного.
— Чего ему делается? Хошь бы
прибрал господь… А новости у нас плохие… Этто человек под поезд бросился… Неприятности… Стрелочник, мол, не доглядел… А как тут доглядишь… Вот тут и еще один все шатается… На грех мастера нет… Что с ним сделаешь? Не прогонишь…
— А позвольте-ка,
господа, лучше
прибрать это счастье к месту, — проговорил Истомин, — сравнили, и будет ею любоваться, а то чего доброго… ее тоже, пожалуй, кое-кто знает.
— Тошнехонько мне… под сердце подкатывает…
Прибрал бы господь-батюшка поскорее, а то моченьки не стало… Я из слободских, из Черного Яру… женишка осталась, ребятенки… вся худоба… к ним урваться хотел, а меня в горах и пымали…
— Нет, видно, мне в жизни утешения ни от чужих, ни от родных: маятница на белом свете;
прибрал бы поскорее
господь; по крайней мере успокоилась бы в сырой земле!
«Хоть бы
прибрал ее
господь… ну ее… всем тягость только; провались она совсем…» — говаривали частенько тетки; но
господь, видно, их не слушал: старуха жила, наполняя по-прежнему дом жалобами и канюченьем.
Утром у него довольно работы: нужно затопить печь, поставить самовар, принести воды, вычистить сапоги, платье, одеть
барина, когда встанет, вымести комнату,
прибрать ее.
Сидел Стуколов, склонив голову, и, глядя в землю, глубоко вздыхал при таких ответах. Сознавал, что, воротясь после долгих странствий на родину, стал он в ней чужанином. Не то что людей, домов-то прежних не было; город, откуда родом был, два раза дотла выгорал и два раза вновь обстраивался. Ни родных, ни друзей не нашел на старом пепелище — всех
прибрал Господь. И тут-то спознал Яким Прохорыч всю правду старого русского присловья: «Не временем годы долги — долги годы отлучкой с родной стороны».
— Сироту не покинет
Господь, — молвила Марья Ивановна. — Говорится же: «Отца с матерью Бог
прибирает, а к сироте ангела приставляет».
— А дело в том, что по какому праву
господин граф портит нашу прислугу? Если он себя приучил, чтобы все за собою
прибирать, то это для него и преудобно; но мы к этому пока еще ведь не стремимся. Не так ли?
— Ничего! На кой же они нужны! На сторону нам ходить некуда, заработки плохие!.. Ложись да помирай… По нашему делу,
барин мой любимый, столько ребят не надобно. Если чей бог хороший, то
прибирает к себе, — значит, сокращает семейство. Слыхал, как говорится? Дай, господи, скотинку с приплодцем, а деток с приморцем. Вот как говорится у нас!
Ксению Яковлевну, оставшуюся на ее попечении после смерти малолетним ребенком, Антиповна любила чисто материнской любовью. Ей не привел
Господь направить нежность материнского сердца на собственных детей. Двое было их, мальчик и девочка, да обоих Бог
прибрал в младенчестве, а там и муж был убит в стычке с кочевниками. Одна-одинешенька оставалась Антиповна и все свое любящее сердце отдала своей питомице. Ксения Яковлевна на ее глазах росла, выросла, но для нее оставалась той же Ксюшенькой.
—
Господин Аполлон! похитив у царя Адмета [Адмет — царь в Древней Греции, у которого Аполлон за совершенное им преступление был присужден богами пасти стада (греч. миф.).] его овец, не вздумали ли вы
прибрать к своим рукам и мое достояние?
Ну, почтеннейший
господин, у ней звезды вместо очей, щеки — пылающая заря, а губки… губки… (тут рассказчик стал в тупик, щелкал пальцами, хватал за воронку своего носа, но
прибрать никак не мог чего-нибудь подобозначащего к губам красавицы; махнув рукой, он принялся описывать далее)… русой, шелковой косы ее, право, стало бы, чтоб вас, молодца, опутать, а ножки ее на один глоток…